Комитеты

Комитет по банковскому законодательству

Комитет по залогам и оценке

Комитет по инвестиционным банковским продуктам

Комитет по информационной безопасности

Комитет по ипотечному кредитованию и проектному финансированию (в сфере строительства и ЖКХ)

Комитет по комплаенс-рискам и ПОД/ФТ

Комитет по малому и среднему бизнесу

Комитет по наличному денежному обращению

Комитет по платежным системам

Комитет по рискам

Комитет по финансовым технологиям

Комитет по банкострахованию и взаимодействию со страховыми компаниями

Рабочая группа по изменению законодательства о залоге

Рабочая группа по учету, отчетности и налогам

Рабочая группа по вопросам аутсорсинга и взаимодействия с вендорами и поставщиками услуг и сервисов

Рабочая группа по гарантиям и аккредитивам

Проектная группа "ESG-банкинг"

Проектная группа по вопросам совершенствования правового регулирования взаимоотношений между финансово-кредитными организациями и детьми и подростками

Совет по финансовому регулированию и ДКП

Рубль с фронта

Татаринов Сергей Владимирович

Татаринов Сергей Владимирович

Руководитель дирекции внешних коммуникаций

Опубликовано в специальном выпуске Национального банковского журнала, приуроченном к 75-летию Победы в Великой Отечественной войне.

Мальчишкой проводя лето в деревне, я постоянно досаждал деду просьбами рассказать о войне. Тот хмурился, отводил взгляд в сторону, частенько своими большими пальцами ловко сворачивал из кусочка газеты самокрутку с махоркой вместо привычных «шахтерских» папирос и, невнятно пробурчав «да что там рассказывать – грязь да кровь», выходил из хаты во двор покурить. Он, рядовой солдат трех войн, не любил о них вспоминать. Мне же хотелось услышать нечто героическое и романтическое, ну, в общем, «как в кино».

Дед сильно хромал: одна нога была короче другой. Правая была настолько короче левой, что даже специальные, сшитые на заказ в Полтаве, ортопедические ботинки с толстенной подошвой не могли скрыть сильную хромоту. Это доставляло ему большие неудобства при ходьбе и езде на велосипеде. Только верхом он, воевавший в гражданскую в кавалерии в бригаде Г.И. Котовского, имя которого свято чтил до конца своих дней, чувствовал себя комфортно. Я же опасался смотреть на его изуродованную пулями ногу: ее вид меня очень пугал. Свои ортопедические ботинки дед очень берег, ведь шили их только раз в два года в самой Полтаве, а путь туда по грунтовкам был неблизкий. По этой причине, когда мы шли к речушке нарезать прутья ивы на корзины, он разувался. И я с ужасом смотрел на его изуродованную, неровно сросшуюся, перебитую в двух местах пулями ногу с огромной, зарубцевавшейся воронкой сверху ступни. Это был человек железной воли, нежно меня любивший. Но и он иногда не выдерживал нестерпимых болей, мучавших его ночами, и я бывало в ужасе просыпался от его крика в кромешной темноте единственной комнаты хаты: «Бабка, неси сокыру, я ейи видрубаю!»

Только однажды, когда я приехал в свой единственный солдатский отпуск, и мы посидели по-взрослому, и он, расчувствовавшись, рассказал, как его тяжело ранили при форсировании Днепра. «Сразу не призвали, староват я был... Он, гад, из-за щитка меня достать не мог, а я был первым номером при пулемете, так бил по ноге. Ее, лежа, не спрячешь. Точно бил, гад, снайпер». И ни разу во время своего нехитрого повествования дед не сказал ни «немец», ни «фашист», а только – «он, гад». А в конце вздохнул и добавил: «Да что там, нас на фронте хоть кое-как кормили. А вот бабам с детьми в тылу, в эвакуации было куда как тяжко».

Я невольно каждый раз вспоминал этот его сугубо личный рассказ о войне, когда работал в архиве полевых учреждений Государственного банка СССР. Именно, эта, созданная с первых дней Великой Отечественной войны, система была призвана обеспечить бесперебойное движение денег как на фронте, в действующей армии, так и в обратном направлении – в тыл, семьям военнослужащих. В стране понимали, что войны не избежать, и уже в августе 1940 г. Совнаркомом СССР было принято совершенно секретное постановление № 1419-556сс, утвердившее «Положение о полевых учреждениях Госбанка СССР». Фактически речь шла о создании особого рода кредитных учреждений, аналогичных полевым казначействам русской царской армии, активно действовавшим на полях сражений в русско-турецкую войну 1877–1878 гг. и русско-японскую – 1904–1905 гг.

Казалось бы, зачем солдату на войне наличные, ведь его кормят, одевают, обувают, снабжают табаком и дают даже винную порцию, словом, обеспечивают всем необходимым. Однако, как показал боевой опыт, в случае перебоев в выдаче личному составу денежного содержания резко ухудшаются отношения с местным населением, возникают эксцессы мародерства, особенно в период нахождения за границей, затрудняется связь с родными. Решать эти проблемы в ходе вооруженных конфликтов и были призваны полевые казначейства и их советский аналог – полевые учреждения Госбанка. И они убедительно доказали свою необходимость и показали высокую эффективность работы.

ПОЛЕВЫЕ УЧРЕЖДЕНИЯ ГОСБАНКА. ПЕРВЫЕ ГОДЫ ВОЙНЫ

С началом войны стало очевидным, что главные задачи полевых учреждений заключаются в регулировании денежного обращения в зоне боевых действий, контроль размеров эмиссии наличных, сопровождающей начало любой мобилизации, смягчение инфляционного давления, вызываемого возникновением чрезвычайной ситуации в экономике в связи с переходом на первоочередное удовлетворение военных нужд за счет сокращения производства потребительских товаров, сопровождаемого дефицитом всего самого необходимого и стремительным ростом розничных цен.

Уже в январе 1941 г. территориальные подразделения Государственного банка СССР начали работу по формированию штатов полевых контор при штабе фронта, отделений при армии и полевых касс Госбанка (ПКГ) при дивизии/корпусе военного времени. Правление Госбанка СССР одобрило специальное совершенно секретное указание по этому вопросу. В случае войны полевые учреждения Госбанка Союза ССР обязаны были обеспечить «финансовое обслуживание войсковых частей и учреждений Красной Армии на театре военных действий в кассовом и расчетном отношении». («Положение о полевых учреждениях Госбанка СССР» от 09.08.1940 г.)

Конечно, война внесла свои жесткие коррективы в довоенные планы. Многие из них так и остались на бумаге, но уже 22 июня 1941 г. сотрудники Госбанка, особенно в приграничных районах, начали прибывать к заранее определенным на случай мобилизации местам развертывания полевых учреждений. Однако зачастую указанные в предписаниях пункты были уже захвачены противником. Многие из них погибли или попали в плен, но выжившие, верные своему долгу, упорно, неделями, а то и месяцами шли по тылам противника за уходящей все больше на восток линией фронта, стремясь выполнить задачу, возложенную на них Госбанком СССР. И что самое удивительное, это им удавалось. Хотя на момент начала войны большинство банковских сотрудников даже не имело воинских званий и формально оставалось гражданскими людьми. А ведь они могли потихоньку вернуться домой и попытаться отсидеться, пока не придет освобождение. Какой с них, со штатских, спрос?

В итоге, к декабрю 1941 г. в действующей армии функционировало около 600 полевых учреждений Госбанка СССР, в т.ч. 14 полевых контор. Всего же за годы Великой Отечественной войны было сформировано свыше 2500 полевых учреждений Госбанка СССР. Поскольку подавляющее большинство банковских работников в довоенное время составляли женщины, не подлежащие призыву, то дефицит квалифицированных кадров, пригодных для комплектования полевых учреждений, был острейший.

Основной задачей полевых учреждений в первые месяцы войны являлось обеспечение войск наличными средствами, поскольку денежная эмиссия осуществлялась преимущественно в прифронтовой полосе, ближайших к границе районах Украины, Белоруссии, Севера и Северо-Запада России. Здесь летом 1941 г. через полевые учреждения выпускалось в обращение до 85% всей наличной денежной массы в стране. И это при условии введения уже на второй день войны жестких ограничений на право вкладчиков сберегательных касс распоряжаться своими накоплениями: в месяц разрешалось снимать с книжки не более 200 руб.

Следует отметить, что к июню 1941 г. денежное обращение в СССР было стабильным, а наличная масса денег имела тенденцию к сокращению при неплохом, каким бы странным это утверждение нам сегодня ни казалось, ассортименте товаров в государственной и кооперативной розничной торговле, при относительно устойчивых ценах, в т. ч. и на колхозных рынках. За май-июнь 1941 г. количество денег в обращении уменьшилось на 3,7 млрд руб., а по сравнению с июлем 1940 г., когда этот показатель достиг максимума, денежная масса сократилась на 7,4 млрд руб.

С началом войны объемы эмиссии резко возросли, в первую очередь в результате выплат заработной платы при расчете мобилизованным в Красную Армию резервистам, а также введения новых видов денежного содержания для военнослужащих в соответствии с приказом No224 Народного комиссара обороны СССР от 26 июня 1941 г. При назначении в действующую армию офицерам (лицам начальствующего состава) выплачивалось единовременное пособие в размере оклада по занимаемой должности, а всем военнослужащим – полевые деньги. Размер последних составлял для рядового и сержантского состава 100% при окладе содержания до 40 руб. в месяц, а для командного – 25%. В итоге рядовой солдат-пехотинец первого года службы получал 17 руб. в месяц при должностном окладе 8 руб. 50 коп., младший сержант-снайпер, а это высшая квалификация бойца, – 50 руб. Средний начальствующий состав до капитана включительно до назначения в часть получал денежное содержание в размере 550 руб., старший – до полковника включительно – 750 руб., высший начсостав – 1000 руб. Конечно, эти цифры весьма условные, ибо размеры содержания зависели от рода войск, региона, различных доплат, но в целом они дают представление о размере средств, которыми располагали военнослужащие.

Казалось, вроде бы и небольшие деньги, но учитывая общую численность вооруженных сил страны, которая к июню 1941 г. составляла около 5 млн человек, включая ВМФ, пограничников, войска НКВД и т.д., а также масштабы мобилизации, а по некоторым данным, всего за время войны было мобилизовано 29,5 млн человек, суммы наличных денег, проходившие через полевые учреждения действующей армии, были огромные. И это при условии весьма скромных окладов рабочих и служащих, редко превышавших 500 руб. в месяц, не говоря уже о колхозниках. К тому же в стране ощутимо были повышены и налоги, доходившие у высокооплачиваемых категорий работников-мужчин (1000 руб. в месяц, а именно столько могли получать высококвалифицированные рабочие и инженеры оборонных заводов) до 50%. Всего же военнослужащим только действующей армии с начала боевых действий до конца 1941 г. было выплачено в качестве денежного содержания 12 млрд руб. Сумма огромная, если принять во внимание, что вся масса наличных денег в стране на июнь 1941 г. составляла 18,4 млрд руб. (Докладная записка председателя Госплана при СНК СССР М. Сабурова заместителю Председателя СНК СССР Н.А. Вознесенскому от 07.04.1942 г.)

Но положение в первые месяцы войны было настолько тяжелое, что поначалу на размеры эмиссии особого внимания не обращали, ибо имелся неплохой запас прочности с довоенных времен. К тому же большие суммы наличных войска получали на закупки продовольствия на местах, оплату иных услуг со стороны местных органов власти и населения. Очень дорого обходилась и эвакуация на восток страны не только людей, но и целых заводов, культурных ценностей, поголовья скота. Кроме того, на полевые учреждения Госбанка, в военно-административном отношении подчинявшиеся командованию соединений, при которых они состояли, возлагалась ответственность за оприходование, сохранность и эвакуацию ценностей местных предприятий и органов власти при отступлении. Командиры подразделений при оставлении населенного пункта противнику были обязаны изъять наличные из касс гражданских учреждений, вплоть до продовольственных лавок, и сдать их при первой возможности в полевые кассы Госбанка. Мне при работе в архивах приходилось видеть немало таких актов. И это при том условии, что штатный состав полевых касс был крайне ограниченный и, как правило, не превышал трех человек: начальник ПКГ, бухгалтер и кассир. Изредка командование соединения выделяло одного-двух красноармейцев для охраны ценностей, а они порой были огромные. Отсутствовал какой-либо собственный транспорт. При передислокации банка даже получение конной обозной повозки для перевозки денег и учетной документации сопровождалось огромными трудностями.

К тому же многие офицеры, не будучи уверенными в собственной судьбе, приносили военным банкирам личные средства погибших товарищей, прося вернуть деньги их семьям. Это была абсолютно законная операция, поскольку полевые учреждения имели право открывать лицевые счета всем военнослужащим своего соединения, но на сумму не свыше 2000 руб. Вкладчикам при этом выдавались расчетные книжки на вклад. Однако поначалу существовали различные ограничения, что не делало этот вид услуг привлекательным для военнослужащих. Так, разрешалось снимать наличные только в той кассе, где был открыт вклад, деньги нельзя было пересылать и т.д. А это было крайне неудобно. Как результат, к концу 1941 г. в полевых учреждениях Госбанка было открыто военнослужащим только 98 тысяч лицевых счетов. На них во вкладах на начало 1942 г. хранилось лишь 80,9 млн руб. Средний остаток вклада военнослужащего на 1 января 1942 г. составлял всего 646 руб. Что и говорить, цифры не впечатляют. И это при том, что численность Красной Армии на 01.12.1941 г. составляла 7,73 млн человек, из них на фронте – 3,2 млн бойцов. (Из справки начальника организационно-учетного отдела Оперативного управления Генерального Штаба Красной Армии полковника Ефремова от 01.05.1942 г.)

Откровенно говоря, военных банкиров в этом трудно было винить. Сражения первых месяцев войны были настолько ожесточенные, и темпы перемещения войск столь высокими, что говорить об организации нормальной работы по обслуживанию нужд личного состава в финансовых услугах крайне проблематично. Отмечу только, что ПКГ шли вместе с соединениями и часто разделяли их нелегкую судьбу. Так, при поражении войск Юго-Западно- го фронта осенью 1941 г. погибли или пропали без вести 40 полевых учреждений вместе с личным составом. Боевые потери офицеров-банкиров Госбанка только из состава одной фронтовой конторы исчислялись сотнями. Всего же в течение 1941–1942 гг. только на Юго-Западном фронте погибли 62 полевых учреждения Госбанка.

Зачастую сотрудникам полевых учреждений приходилось самим браться за оружие и идти, как говорили в первые месяцы войны, «в цепь». Но ответственности за вверенные ценности с них никто не снимал, и они вели огонь, волоча за собой ящики с деньгами. И это не преувеличение. Не легче было и при отступлении, когда даже предоставленный командованием частей транспорт изымался для перевозки боеприпасов или раненых. Все ценности и документы приходилось нести на себе.

Ситуация начала меняться вместе с относительной стабилизацией линии фронта. В конце 1941 г., после разгрома фашистских армий под Москвой, были сняты всякие ограничения на получение по вкладной книжке денег в любом полевом или стационарном учреждении Госбанка, независимо от суммы. Это сразу повысило привлекательность хранения личных средств в ПКГ, на которые к тому же стал начисляться доход в 2% годовых. Военнослужащие также получили возможность переводить деньги своим родственникам в тыл через поручения полевым учреждениям, даже не посещая их лично. Их средства были надежно защищены, поскольку «в случае обнаружения в полевых учреждениях Госбанка злоупотреблений или растрат виновные в этом лица привлекаются к ответственности по законам военного времени» («Положение о полевых учреждениях Госбанка СССР»). Что это значило, никому пояснять не приходилось. Даже утрата вкладной книжки не означала потерю вклада. Ежемесячно сведения об остатках на лицевых счетах направлялись в тыловые органы в виде поверочных ведомостей. Новая вкладная книжка выдавалась взамен утраченной через четыре месяца, а до этого военнослужащему открывался другой лицевой счет.

Больше внимания стало уделяться вопросам сокращения выпуска в оборот эмиссионных денег. Следует отметить, что, несмотря на сложные условия боевой обстановки, войска обеспечивались денежным содержанием строго по графику. Деньги личному составу выдавались наличными по раздаточным ведомостям через финансовые службы войсковых частей и соединений. Необходимо учесть, что согласно «Положению о полевых учреждениях Госбанка СССР», «Полевые учреждения Госбанка в военно-административном отношении подчиняются командованию соединений, при которых они состоят, через начальника финансового отдела (отделения) соединения, а в своей оперативной работе – соответствующему вышестоящему органу Госбанка». Финансовые же службы воинских частей были штатными структурами НКО, и именно они непосредственно отвечали за выдачу денежного содержания военнослужащим. Полевые учреждения Госбанка СССР только обеспечивали их наличностью.

Любая задержка в выплате денежного содержания личному составу на срок более 5 дней трактовалась политорганами, военной прокуратурой и контрразведкой как чрезвычайное происшествие (в особых условиях обострения ситуации на фронте этот срок увеличивался до 15 дней). Но подобное положение обернулось тем, что у военнослужащих на руках оказывались значительные суммы, которые они старались перевести через полевые почтовые станции (ППС) Народного комиссариата связи родным в тыл.

Все это выливалось в перемещение во фронтовой зоне огромного объема наличных. Так, в марте 1942 г. в полевые конторы Госбанка №№ 133, 920 и 430, обслуживавшие разные фронты, только из ППС поступило банкнот на 39 млн, 33 млн и 26 млн руб. соответственно. Скопление столь значительных сумм в непосредственной близости от мест боев создавало угрозу их утраты вследствие динамичного изменения оперативной обстановки, например, внезапного перехода противника в наступление, прорыва в ближайшие прифронтовые тылы наших войск. В этой ситуации полевым учреждениям предписывалось незамедлительно наладить предварительный опрос военнослужащих непосредственно в частях, чтобы они еще до наступления дня выдачи денежного содержания заранее могли дать распоряжение полевым кассам оформить почтовые переводы безналичным порядком. Вкладчик, имевший лицевой счет, подавал письменное заявление с указанием на какую сумму и куда надлежит сделать перевод. Сумма перевода и почтовые расходы списывались со счета вкладчика. Эта операция была весьма популярна среди военнослужащих, поскольку позволяла распоряжаться собственными деньгами, не покидая расположения воинской части. По исполнении их пожеланий офицеры и солдаты получали на руки почтовые квитанции, подтверждающие перечисление средств.

Как вспоминал танкист Иван Сергеевич Никонов, полагались премии за подбитый вражеский танк. В одном из боев были успехи и у него: «Два танка из моего взвода сгорели, но взвод уничтожил 14 танков, из них мой экипаж – шесть. Утром к танку подбегает начфин батальона: «Никонов, куда перевести деньги за подбитые фашистские танки?» – А нам за каждый подбитый танк давали 500 рублей. – «Матери в Липецкую область».

Для нас же ключевые слова о в этой истории – перевести деньги. Вот их и переводили через полевые учреждения. В итоге отпадала надобность в транспортировке, выдаче, пересчете огромного объема наличных денег. А главное – ставился барьер на пути раскручивания спирали военной инфляции.

В целях устранения каких-либо сомнений у военнослужащих в безопасности принадлежащих им средств, 2 июля 1942 г. было выпущено указание No 28 Финансового управления при НКО СССР, в котором особо подчеркивалось, что «на вкладчиков, хранящих деньги в полевых учреждениях Госбанка, распространяются все права, предоставленные вкладчикам Государственных трудовых сберегательных касс (сохранность, тайна и неприкосновенность вклада, освобождение от обложений налогом доходов по вкладам)». Но главное, на эти вклады не распространялись ограничения на размер снятия денег со счета, действовавшие, как уже упоминалось, в обычных сберкассах. (Все операции осуществлялись в соответствии с «Инструкцией по ведению операций в полевых учреждениях Государственного Банка СССР» No227). Не будем забывать, что этот документ поступил в войска, когда фашисты на южном участке советско-германского фронта рвались к Волге, когда начинало разворачиваться огромное по масштабу и ожесточению сражение за Сталинград. «Резкое сокращение эмиссии за счет внедрения безналичных расчетов и привлечения свободных средств военнослужащих во вклады, – отмечалось в приказе командующего 44 армией знаменитого генерал-майора Ивана Петрова, – повышает ценность советского рубля, обеспечивает максимальное экономное расходование денежных средств». И результат был. Уже в мае 1943 г. армия, оправившись от жестокого поражения в Крыму годом ранее, стала лучшей на Южном фронте по привлечению средств во вклады и повышению веса безналичных расчетов.

Да, это тот самый Герой Советского Союза Иван Ефимович Петров (1896 – 1958) – выпускник Алексеевского юнкерского училища 1917 г. в Москве. В апреле 1918 г. прапорщик Петров был мобилизован в Красную Армию. Затем фронты гражданской и советско-польских войн, борьба с басмачеством в Туркестане. Во время Великой Отечественной войны Петров командовал Приморской армией, руководил обороной Одессы и Севастополя. По приказу командования покинул город на подводной лодке, оставив погибать подчиненных. С августа 1942 г. после разгрома 44 армии на Керченском полуострове – командующий этой армией, а затем с марта 1943 г. и Северо-Кавказским фронтом. За неудачи весной 1944 г. понижен в звании с генерала армии до генерал-полковника. Затем командующий армией, 2-м Белорусским и 4-м Украинским фронтами. Такая вот судьба генерала на войне. И о деньгах приходилось думать...

КЕРЧЕНСКИЙ ЭПИЗОД

Чтобы полнее представить себе условия, в которых зачастую приходилось действовать полевым учреждениям Госбанка на фронте, особенно в первый период Великой Отечественной войны, приведу только один пример, касающийся малоизвестного эпизода, связанного с тяжелейшими сражениями в мае 1942 г. в Крыму. Тогда в районе Керчи, в результате неудачной для наших войск операции, частям Красной Армии, в том числе и 44 армии, пришлось отступать через пролив под натиском сил противника.

«Направившись из г. Керчи 12 мая [1942 г.] для эвакуации, – отмечается в донесении начальника полевой конторы No134 Госбанка Николая Семеновича Годерзашвили, – мы не имели возможности подъехать к переправе и вынуждены были 14 мая весь день и всю ночь, а также утро 15 мая находиться под открытым небом, подвергаясь беспрерывным налетам неприятельской авиации и имея нагруженными 3 автомашины с деньгами и документами полевой конторы и финотдела фронта. Весь личный состав вместе с ценностями и документами все время находились под артиллерийским и минометным огнем и даже под обстрелом немецких автоматчиков, в связи с чем погибло 13 человек работников банка. Одновременно нами производился прием фондов от полевых отделений и наличных денег от полевых касс, прибывавших к переправе. Имея два приказа на посадку нас с ценностями на судно для переправы на косу «Чушка» или Темрюк, одно – штаба фронта и другое – за подписями Военного Совета фронта, мы не могли переправиться, т.к. эти приказы не были приняты во внимание и каждая воинская часть и отдельно каждый вооруженный боец старался пробраться к судну и никакой плановой посадки не было и это происходило при усиленной бомбардировке. Потеряв всякую надежду на переправу, масса одиночных военнослужащих связывали доски, надували автомашинные камеры, делали примитивные плоты и таким путем предполагали переплыть пролив в 5 километров. Конечно, немногим из них удалось спастись. В таких условиях было более правильным спасти хотя бы живых людей, к тому же ценности было приказано уничтожить».

Поставив себе задачу спасти людей и ценности банка, Н. С. Годерзашвили ее успешно выполнил, доставив личный состав, деньги и документы в безопасное место. Я специально не стал править этот бесхитростный текст военного донесения. Тяжело и сегодня читать эти строки, но такова фронтовая реальность. И нам сегодня нельзя ее ни приукрашивать, ни тем более забывать.

БЛОКАДНЫЙ ЛЕНИГРАД

К 1943 г. неплохо обстояло дело с привлечением средств в ПКГ и на других участках боевых действий, ведь денежное содержание военнослужащих было ощутимо повышено. Например, оклад по должности начальника штаба полка, бригады, дивизии, корпуса составлял с 01.12.1942 г. 1300, 1500, 1900, 2200 руб. соответственно (размеры устанавливались личным приказом И.В. Сталина). Было, что откладывать.

Так, если по Ленинградскому (!) фронту остаток вкладов на 1 января 1942 г. составлял 5,5 млн руб., то на 1 апреля 1944 г. – 354,5 млн руб., а безналичные расчеты уже к июню 1943 г. составляли 79,5% к фонду денежного содержания по сравнению с 30% годом ранее. Всего же к концу 1943 г. число вкладчиков возросло до 2674200 человек. Объем вкладов на 01.01.1944 г. составил 3,1351 млрд руб. При этом вклады от 100 до 1000 руб. имели 43,9% вкладчиков, а вклады свыше 3000 руб. только 9,9% вкладчиков, но они составляли 50,6% общей суммы вкладов.

Не будем забывать, что перечисление денег во вклад было абсолютно добровольным. Любые попытки давления на военнослужащих, задержка в выдаче денежного содержания жестко пресекались. Именно Военным советом Ленинградского фронта был снят с должности и отдан под суд трибунала начальник одной из ПКГ за «извращения» в работе, выразившиеся в попытках административными мерами увеличить размеры вкладов.

Особое значение в блокадном городе, как это ни кажется странным сегодня, уделялось кредитованию предприятий военной торговли. В 1943 г. полевыми учреждениями Госбанка было предоставлено кредитов ленинградскому Военторгу на 177 млн руб., что в три раза превысило уровень предыдущего года. И еще один факт, просто поразивший мое воображение. В Ленинграде, по инициативе полевых учреждений Госбанка, были «выпущены в продажу витаминизированные напитки, что дало только за один третий квартал 1943 г. свыше 10 млн рублей». (Журнал «Тыл и снабжение Красной армии». 1944. No 2–3.) Увы, я не знаю, что это были за напитки, возможно, растительные настойки, но для ослабленных голодом людей, полагаю, это было большим подспорьем в повышении иммунитета.

Поразительно, что со снятием блокады Ленинграда полевые учреждения стали выдавать очень большие суммы наличных полевой почте для выплат солдатам и офицерам денежных переводов из тыла, поскольку местный рынок имел теперь «более высокую насыщенность товарами», чем в других частях страны. А по всей действующей армии в 1943 г. торговый оборот в системе Военторга вырос на 64%, а по отдельным видам товаров в три-пять и более раз. В 1944 г. военнослужащим было продано уже в два раза больше товаров, причем 60–70% оборота приходилось на части «передовой линии», на сумму 1,76 млрд руб. В полевых военторгах действовало 776 столовых и ресторанов, где ежедневно готовилось 2-3 первых и 3-4 вторых блюда. До 70% товаров приобреталось с использованием кредитов, предоставляемых полевыми учреждениями Госбанка, непосредственно у товаропроизводителей и оптовых фирм, широко практиковались децентрализованные закупки на местных рынках. Особенно эта работа развернулась с началом освободительного похода Красной Армии за пределами границ СССР.

ВОЛЬНЫЙ РЫНОК

В 1943 г. военнослужащие стали активнее пользоваться услугами вольного рынка, а затем и коммерческих магазинов и ресторанов, что привело к оттоку денег со вкладов. В 1943 г. объем колхозной торговли составил 179,6 млрд руб. и оказался вдвое выше объема розничного товарооборота в государственном секторе. К тому же успехи Красной Армии заметно укрепили доверие к рублю, что отразилось и на ценах рынка в сторону существенного понижения. К началу завершающего года войны рыночные цены снизились более чем в два раза, но все еще были выше довоенных в 7-8 раз.

По ходу войны совершенствовалась система денежного содержания и материального поощрения военнослужащих, повышались не только должностные оклады, но и вводились различные доплаты и премии за успехи в боях, уничтожение самолетов, кораблей и танков противника, ремонт и спасение боевой техники, сбор гильз снарядов и т.д. Как вспоминал штурман 646 авиаполка ночных бомбардировщиков Николай Федорович Головченко, «оклад был 950 рублей. К ним прибавляли за каждый вылет, подъемные, ночные и т.д. Получали по три с лишним тысячи в месяц. У меня на [вкладной] книжке к концу войны скопилось что-то порядка 50 тысяч. Когда домой после войны приехал, это было большим подспорьем – родня голодала».

Лично мне, в ходе работы с архивными документами, приходилось видеть в одной из поверочных ведомостей максимальную сумму вклада военнослужащего 36500 руб. По тем временам деньги значительные. Такие суммы могли накопить только высокооплачиваемые категории военных, например, высокопоставленные командиры или летчики. Кстати, на привлечение к вкладным операциям именно офицеров ВВС и обращало внимание своих подчиненных руководство созданного в августе 1941 г. Управления полевых учреждений Госбанка СССР.

Так что же можно было купить к середине войны на свободном рынке, помимо продуктов питания? По данным на 25 июля 1943 г., мужской шерстяной костюм обходился покупателю в среднем 6474 руб., яловые сапоги стоили 3350 руб., цена куска мыла весом 400 г. составляла где-то 236 руб., коробка спи- чек 17 руб., одного метра ситцевой ткани 261 руб.

Как видим, и после освобождения жизнь была не сахар, который, кстати, подорожал среди продуктов больше всего (до 1000 руб. за 1 кг). Так что аттестат на получение денежного содержания с фронта, а его выдали своим родственникам свыше 70% офицеров, был далеко не лишним. Деньги по нему поступали регулярно. Ежегодные выплаты семьям офицеров по аттестатам достигали 6 млрд руб.

В 1944 г. объем безналичных расчетов по привлечению вкладов составил 94,6%. С помощью вкладных и переводных операций было аккумулировано свыше половины средств денежного содержания личного состава Красной Армии.

ВАЛЮТЫ ВОЙНЫ

К тому моменту фашистские войска терпели поражение за поражением. Красная Армия вышвырнула оккупантов с своей земли. Актуальным стал лозунг: «Добить фашистского зверя в его собственном логове!». Новые условия потребовали и изменения в работе полевых учреждений. Дело в том, что с момента пересечения границ СССР всем солдатам и сержантам, чьи оклады не превышали 40 рублей, деньги выплачивались только в иностранной валюте исключительно наличными в двойном размере, а остальным категориям военнослужащих – в валюте и советских рублях (последние шли во вклад в полевых учреждениях Госбанка). Официально хождение рубля не допускалось, но местные торговцы с готовностью принимали его в оплату за свои товары. Выдача денежного содержания осуществлялась в 12 валютах наличностью, поступавшей через полевую сеть Госбанка СССР.

Танковую бригаду, в которой служил В.П. Брюхов, вывели с линии фронта на доукомплектование. Как вспоминает Василий Павлович, на отдыхе в Румынии они с удивлением увидели работающие рестораны, кафе и магазины с полками, полными товаров. Денежное содержание за ноябрь [1944] танкистам, как и всем военнослужащим в Румынии, выплатили в леях. Плюс молодой комроты Брюхов получил вознаграждение за девять подбитых танков (по 500 руб. за каждый). В итоге вышло 330 тысяч лей. Его закадычный боевой друг Максимов за месяц и три подбитых танка получил 150 тысяч лей. Друзья обратились к комбригу с необычной просьбой – разрешить съездить в город Тимишоара «освободиться от денег». И полковник Чунихин понял душу молодых офицеров – разрешил!

Трое суток простые советские ребята, объясняясь на смеси немецкого и русского, никогда не бывавшие прежде в ресторанах, отмечали боевые успехи, впервые в жизни дегустируя кофе, коньяк и ром, посещали магазины и даже злачные места. А еще они пошили себе на заказ модные хромовые сапоги, костюмы, приобрели шапки-кубанки, подарки знакомым девушкам. Немного пообщались с прекрасным полом (но об этом в воспоминаниях только вскользь). Однако о воинском долге не забыли и в установленный срок прибыли в бригаду... Правда, слегка подуставшие, но без денег. Эх, молодость. А завтра были новые бои и смерти. Вскоре в Венгрии героически погиб в танке и неунывающий москвич Николай Максимов, мечтавший вернуться в родной город и поступить в военную академию.

Не менее искренне, чем Василий Павлович, рассказывает о пребывании в Румынии в своем фронтовом дневнике и Лидия Александровна Белинская, служившая в санитарно-эпидемиологическом отряде (СЭО- 12). Вот запись от июля 1944 г. о дислокации в г. Ботошани: «Торгуют всякие галантерейные магазинчики, все продают за русские деньги и, на наш взгляд, очень дешево. В переводе же на их до нашего прихода существовавшие цены – очень дорого. Официальный курс – 1 рубль = 100 румынских лей, а фактически получается, что наш рубль равен примерно 20 леям. Накупила ниток, чудесных шелковых мулине по 3 рубля клубочек (а у нас в Кировограде просили по 40 рублей – ну где же не дешево?); кому повезло – купили обувь, приличные туфли 500-700 рублей (в том же Кировограде одна наша сотрудница купила за 1800 рублей очень неважные). Мясо на базаре – 3 рубля килограмм (у нас и в мирное время такой цены не было)». К слову, в архиве мне удалось обнаружить курс рубля к лею для военнослужащих, правда, за более позднее время. Так, в сентябре 1945 г. он составлял 2,27 руб. за 100 лей.

К тому же вскоре по специальным разрешениям было позволено отправлять на родину посылки, вес которых устанавливался для рядового и сержантского состава в 3 кг и для офицеров в 10 кг, но с оплатой последними почтовых расходов. Если же у кого-то имелись на вкладной книжке средства в рублях, то их время от времени обменивали на местную валюту по весьма привлекательному относительно цен на рынке курсу. Все эти меры положительно влияли на настроения в войсках, поскольку у солдат и офицеров появилась возможность как-то поддержать материально родных в тылу. Зачастую, особенно в сельской местности, где население было задавлено значительными налогами и постоянной кампанией подписки на государственные займы, помощь с фронта от родственника в серой шинели была важным подспорьем для семьи. Ведь даже по официальным данным, по сравнению с довоенным периодом цены вольного рынка (а это определение широко используется в правительственных документах) выросли в среднем в 18 раз. Максимум был в январе 1943 г. – 1706%. Однако по отдельным товарам, причем самым необходимым, этот показатель был еще выше: цена муки, например, в Саратове превысила довоенную в 90 раз, в Уфе – до 30 раз.

Но не все гладко обстояло с ценами и за границей. «Везде безбожно запрашивали за работу, и приходилось столь же безбожно торговаться, – вспоминает Л. А. Белинская. – С начальника за ряд портняжных работ запросил портной 900 рублей, а сделал те же работы за 300 рублей. Вообще наш брат здесь здорово платился за неумение торговаться. Ведь у нас в магазинах стандартные государственные цены, и мы к этому крепко привыкли... Однажды на улице нас с Лидией остановил мальчик и предложил духи... Встретила нас льстиво и притворно улыбающаяся... дама, заканчивавшая какую-то сделку с несколькими нашими красноармейцами, которые запихивали в карманы флакончики одеколона, коробочки с пудрой и зубной пастой. Расплачивались щедрой рукой, выгружая из тех же карманов русские червонцы и леи главного командования (леи нашего выпуска). Расплачивались очень дорого. Когда мы им это заметили, то нам ответили, что они с передовой и денег им девать некуда. Это тоже, конечно, одна из причин быстрого возрастания цен».

Это незамысловатое свидетельство из фронтового дневника непосредственного участника и свидетеля тех событий, на мой взгляд, убедительнее всего доказывает, что военнослужащим денежное содержание платили сполна, и они могли им воспользоваться по своему усмотрению. А деньги, как следует из приведенных цен, были неплохие, особенно для не избалованных товарным изобилием советских людей.

Как весьма интересный, можно отметить тот факт, что вопросы материального поощрения военнослужащих влияли на качество сведений, направляемых из боевых подразделений в вышестоящие штабы. В первую очередь это касалось потерь противника, которые, как признается В. П. Брюхов в своей прекрасной книге «Правда танкового аса. «Бронебойным, огонь!», зачастую «были «высосаны из пальца». Более или менее хорошо учитывались только подбитые танки – за них с конца 1943 года по начало 1945 года платили деньги».

ИМПЕРСКИЕ КРЕДИТНЫЕ КАССЫ

В целях соблюдения исторической правды следует отметить, что оккупанты тоже пытались взять под контроль денежное обращение. Но даже на временно оккупированных территориях СССР рубль оставался основным средством обращения, и доверие к нему заметно возрастало по мере изменения ситуации на фронте. После Сталинграда рыночный обменный курс рубля резко превысил официально установленный фашистским властями: 10 руб. за 1 рейхсмарку. Еще больше просел курс украинской оккупационной «валюты», выпускаемой учрежденным немцами в Ровно «Эмиссионным банком Украины»: официально он устанавливался по паритету – 1 рубль = 1 карбованцу.

Были у оккупантов и свои полевые учреждения. При комендатурах действовали имперские кредитные кассы (Reichkreditkasse), имевшие номера (всего их на временно оккупированной территории СССР, по некоторым данным, насчитывалось свыше 30). Так, я обнаружил фотографии, где рядом с табличкой у входа в германскую комендатуру в советском городе запечатлена вывеска «Reichkreditkasse 56».

Пока в архивах мне удалось разыскать только отдельные документы, раскрывающие деятельность имперских кредитных касс на оккупированных территориях. Под их контролем открывались местные квазикредитные учреждения, нацеленные на финансирование ограбления захваченных земель. Так, например, с занятием фашистами Таганрога, там 1 ноября 1941 г. был организован Таганрогский городской банк, преобразованный в марте 1942 г. в Хозяйственный банк с отделениями в некоторых близлежащих районах. И если поначалу банк имел печать и штампы на русском языке, то с сентября 1942 г. – только на немецком. Управляющий инспектор – чиновник-немец из Reichkreditkasse, русским языком не владел. Вскоре всякое заигрывание с местным населением оккупанты решили прекратить. 

Основной задачей этого «банка» было обслуживание местных немецких организаций, а также сбор советской наличности, которая передавалась Reichkreditkasse, действовавшим в Мариуполе или Сталино (Донецке). Помимо рублей операции велись в оккупационных марках и украинских карбованцах. Все уцелевшие в городе и окрестностях хозяйственные структуры (артели, кустарные предприятия, сельпо, колхозы) были обязаны иметь там счета. Кредиты выдавались преимущественно немецким фирмам под 4,5% сроком до года, однако их возврата никто не требовал – сроки ссуд автоматически пролонгировались. Местным хозяйствующим субъектам деньги предоставлялись под более высокий процент.

В Таганроге, как свидетельствуют архивные документы, действовала неофициальная «черная биржа», где шел ажиотажный обмен разных валют. Поначалу оккупационные марки обменивались на рубли 1 к 10-12, карбованцы – 1 к 1. Активно меняли деньги на этом рынке немецкие офицеры и солдаты, которые его фактически и контролировали. Но по мере роста неудач немцев на фронте, особенно поражения под Сталинградом, и приближения Красной Армии курс советского рубля к марке резко пошел вверх, а карбованцы стремительно обесценивались.

При приближении линии фронта имперские кредитные кассы драпали вместе с фашистскими войсками. Определенно ясно одно: ни наладить нормальное денежное обращение, ни подорвать доверие населения к советскому рублю оккупантам не удалось. Все их усилия в этом направлении провалились.

ЗАВЕЩАТЕЛЬНЫЕ РАСПОРЯЖЕНИЯ ПОГИБШИХ ВОИНОВ

В победном 1945 г. резко возросли демобилизационные расходы. Войска возвращались на Родину. Военнослужащим разрешалось обменять на советские рубли определенные суммы наличных в специальных и иностранных валютах (до трех окладов денежного содержания). Деньги с депозитов, а на 1 января 1945 г. вклады военнослужащих в системе полевых учреждений Госбанка СССР составили 4 млрд руб., выдавались без ограничения. В итоге выплаты демобилизованным военнослужащим в 1945 г. составили 13,8 млрд. руб., перекрыв размеры эмиссии по внутренним операциям (11,7 млрд. руб.) Помимо этого солдатам и офицерам было выплачено единовременное вознаграждение в сумме 8,5 млрд руб.

К сожалению, на войне без потерь не бывает. Особенно на такой войне. Поэтому надо отдельно отметить, что в полевых учреждениях повышенное внимание уделялось выполнению завещательных распоряжений погибших воинов. Новый импульс эта работа получила после Победы. Задача была непростой, ибо война стронула с насиженных мест миллионы людей, к тому же многие вдовы вновь вышли замуж и сменили фамилии, и зачастую разыскать тех, кому был завещан вклад, было непросто. 15 декабря 1945 г. Совет Народных Комиссаров СССР принял постановление No 3106 «О выплате наследникам вкладов умерших и погибших военнослужащих, внесенных ими в полевые учреждения Госбанка», которые значительно упрощали процедуру получения денег родственниками. Так, если размер вклада не превышал 300 руб., то не требовалось свидетельство нотариуса, подтверждающее права наследников. Были продлены сроки оформления права на наследство по незавещанным вкладам погибших военнослужащих. Руководство Госбанка жестко контролировало порядок выполнения последний воли солдат, павших за Родину. Иногда на розыск наследников уходили годы, и все же военные банкиры добивались результатов, возвращая фронтовые рубли. Тому есть огромное число примеров.

В итоге, если на 1 января 1951 г. остатки вкладов на счетах военнослужащих составляли 1,209 млрд руб., то на 1 января 1953 г. только 428 млн руб. 574,7 млн. рублей «остатков не востребованных на 1 января 1952 года вкладов военнослужащих,. по которым не было движения свыше 3 лет», как указано в годовом отчете Госбанка СССР за 1952 г., были «перечисления учреждениями Госбанка в доход союзного бюджета согласно постановлению Совета Министров СССР». Наверно, эту операцию можно считать, как бы итоговым взносом системы полевых учреждений в восстановительный послевоенный бюджет страны. Но и после этого и военнослужащие, и их законные наследники сохранили все права на накопления.

Рубль с фронта продолжал работать уже в народном хозяйстве.


Опубликовано: Национальный банковский журнал. Спецвыпуск.

Нашли ошибку в тексте?

Сообщите нам! Выделите ошибочный фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter

Ctrl
Enter
Вернуться к списку